После объявления независимости странами Центральной Азии в 1991 году в регионе стали активно работать религиозные фонды и сообщества, где пропагандировалось «единство уммы» и стремление расширить влияние на верующих граждан через медресе и обучение Корану на арабский толк. С другой стороны была Турция − страна, с близким по тюркскому происхождению населением, которая была готова объединить всех под своим лидерством. Однако молодым государствам, только получившим независимость, не хотелось попадать в зависимость от исламских представителей из арабских стран. Центральноазиатское руководство показало свою сильную позицию в этом вопросе и убедило своих зарубежных партнеров отказаться от покровительственного тона, желая вести диалог на равных.
После продолжительных бесед на высоком уровне стало понятно, что с точки зрения государственного развития Ближний Восток мало что может предложить Центральной Азии. Страны обоих регионов сближает немало общих черт, но это скорее единство проблем, а не вопросов, позволяющих объединить усилия для их решения. Как на Ближнем Востоке, так и в Центральной Азии идет неконтролируемый и критический с точки зрения конфликтов приток населения из неблагополучных сельских районов в крупные города. В результате, уже в середине 2000-х годов отношение Центральной Азии к ближневосточной перспективе кардинально изменилось. Узбекистан разочаровался как в пантюркизме, так и в ставке на религиозную составляющую в международных отношениях. В стране начали активно закрывать духовные организации и медресе. Казахстан благодаря росту цен на энергоресурсы и общему укреплению национальной экономики давно уже не нуждался в покровителях и сам проводил активную внешнюю политику. В Таджикистане многолетняя гражданская война отвлекла общество от исламских идей. А в Туркменистане безграничный культ личности ее лидера не оставлял пространства для религиозной жизни. Политическое руководство стран Центральной Азии осознало, что за словами о солидарности ничего не стоит, кроме эмоций. А заменить эмоциональный фон реальным сотрудничеством арабские страны Ближнего Востока оказались не готовы.
Самое главное различие между двумя регионами в том, что на Ближнем Востоке светский государственный строй с частицей арабского национализма бааситского толка не получил продвижение, а в ЦА регионе светскость в обществе была поддержана. Это обострилось после «арабской весны» 2011 года. Падение светских режимов в Тунисе, Ливии, Египте, начавшаяся гражданская война в Сирии и усиление радикальных исламистов на Ближнем Востоке стали для стран Центральной Азии ярким отрицательным примером, свидетельством того, что политическая нестабильность, погоня за «заокеанскими долларами», недоверие руководству несет колоссальные страдания простым людям. Отныне, страны Ближнего Востока приводятся, как негативный пример, наглядное подтверждение того, что высокие ожидания, нацеленные на улучшение уровня жизни и демократические перемены, не оправдывают себя, что простым гражданам следует терпеть существующие трудности, а чрезмерная требовательность и протесты, наоборот, толкают общество к хаосу. Более того, светскость постепенно вытесняет религиозную составляющую. Арабский Ближний Восток в Центральной Азии все больше воспринимается, как источник радикального исламизма, которого лучше остерегаться. Руководители центральноазиатских стран публично выступают с критикой таких строгих мусульманских обычаев, как обязательное ношение женщинами хиджаба и никаба. Объясняя это несоответствием местным национальным традициям. Лидеры центральноазиатских стран хорошо понимают, что их авторитарные режимы не пользуются поддержкой в западных странах. При этом зависимость от западных инвестиций, грантов и финансовых институтов неоспорима, а их собственные дети приобретают на Западе недвижимость, хранят там свои накопления. Все это вынуждает политические элиты региона предлагать западному миру, то что их бы устроило и смягчило их позицию (Пример: заявления о толерантности по отношению к национальным и религиозным меньшинствам). Каждая страна региона регулярно подчеркивает, что в ее границах царят межнациональное согласие и религиозная терпимость. Особый акцент неизменно ставится на отсутствии антисемитских настроений и процветании немногочисленных еврейских общин, что для мусульманских стран большая редкость. Исторически бухарские евреи были одним из коренных народов Центральной Азии, хотя вплоть до конца XIX века местные ханы и эмиры проводили против них весьма суровую репрессивную политику. В настоящее время отношение к ним остается терпимым, если не сказать дружелюбным. Для Израиля дружественные отношения с государствами Центральной Азии тоже играют важную роль. Еще первый премьер-министр Израиля Давид Бен-Гурион стремился укреплять связи с неарабскими мусульманскими странами. Сегодня в центральноазиатских странах Израиль пользуется самой широкой поддержкой у представителей светских и националистических сил. Они видят в нем пример высокоразвитого государства, которое сумело построить эффективную экономику и добиться впечатляющего технологического развития. Еврейское государство, понимая это, старается популяризировать свои достижения через программы развития сельского хозяйства, а также предоставляя жителям Центральной Азии бесплатную помощь в проведении сложных медицинских операций в рамках программы «Tikkun Olam». В ответ страны ЦА стремятся сохранять с Израилем хорошие отношения, зачастую в ущерб своим связям с арабским миром. Они почти никогда не выступают даже с критикой о солидарности с палестинцами, а Узбекистан и Казахстан открыли в Тель-Авиве свои посольства, несмотря на всяческие недовольства ближневосточных лидеров.
Как итог, формирование внешней политики в пользу политической консолидации на основе общих ценностей или исламских идей перестали быть значимым фактором в политике стран Центральной Азии в отношении Ближнего Востока. На смену пришел «сухой прагматизм». Политическое руководство стран региона прежде всего заинтересовано в структурной перестройке своих экономик, в получении инвестиций. В этом вопросе страны Ближнего Востока вряд ли могут быть выгодны, поэтому в последнее время страны ЦА дистанцируются от сотрудничества со странами исламского мира. Государственный национализм господствует в регионе, предпочтение отдается сотрудничеству и инвестициям со стороны экономически надежных и технологически развитых государств с пониманием того, что общие культурные и этнические ценности это хорошо, но необходимо работать на перспективу.
После продолжительных бесед на высоком уровне стало понятно, что с точки зрения государственного развития Ближний Восток мало что может предложить Центральной Азии. Страны обоих регионов сближает немало общих черт, но это скорее единство проблем, а не вопросов, позволяющих объединить усилия для их решения. Как на Ближнем Востоке, так и в Центральной Азии идет неконтролируемый и критический с точки зрения конфликтов приток населения из неблагополучных сельских районов в крупные города. В результате, уже в середине 2000-х годов отношение Центральной Азии к ближневосточной перспективе кардинально изменилось. Узбекистан разочаровался как в пантюркизме, так и в ставке на религиозную составляющую в международных отношениях. В стране начали активно закрывать духовные организации и медресе. Казахстан благодаря росту цен на энергоресурсы и общему укреплению национальной экономики давно уже не нуждался в покровителях и сам проводил активную внешнюю политику. В Таджикистане многолетняя гражданская война отвлекла общество от исламских идей. А в Туркменистане безграничный культ личности ее лидера не оставлял пространства для религиозной жизни. Политическое руководство стран Центральной Азии осознало, что за словами о солидарности ничего не стоит, кроме эмоций. А заменить эмоциональный фон реальным сотрудничеством арабские страны Ближнего Востока оказались не готовы.
Самое главное различие между двумя регионами в том, что на Ближнем Востоке светский государственный строй с частицей арабского национализма бааситского толка не получил продвижение, а в ЦА регионе светскость в обществе была поддержана. Это обострилось после «арабской весны» 2011 года. Падение светских режимов в Тунисе, Ливии, Египте, начавшаяся гражданская война в Сирии и усиление радикальных исламистов на Ближнем Востоке стали для стран Центральной Азии ярким отрицательным примером, свидетельством того, что политическая нестабильность, погоня за «заокеанскими долларами», недоверие руководству несет колоссальные страдания простым людям. Отныне, страны Ближнего Востока приводятся, как негативный пример, наглядное подтверждение того, что высокие ожидания, нацеленные на улучшение уровня жизни и демократические перемены, не оправдывают себя, что простым гражданам следует терпеть существующие трудности, а чрезмерная требовательность и протесты, наоборот, толкают общество к хаосу. Более того, светскость постепенно вытесняет религиозную составляющую. Арабский Ближний Восток в Центральной Азии все больше воспринимается, как источник радикального исламизма, которого лучше остерегаться. Руководители центральноазиатских стран публично выступают с критикой таких строгих мусульманских обычаев, как обязательное ношение женщинами хиджаба и никаба. Объясняя это несоответствием местным национальным традициям. Лидеры центральноазиатских стран хорошо понимают, что их авторитарные режимы не пользуются поддержкой в западных странах. При этом зависимость от западных инвестиций, грантов и финансовых институтов неоспорима, а их собственные дети приобретают на Западе недвижимость, хранят там свои накопления. Все это вынуждает политические элиты региона предлагать западному миру, то что их бы устроило и смягчило их позицию (Пример: заявления о толерантности по отношению к национальным и религиозным меньшинствам). Каждая страна региона регулярно подчеркивает, что в ее границах царят межнациональное согласие и религиозная терпимость. Особый акцент неизменно ставится на отсутствии антисемитских настроений и процветании немногочисленных еврейских общин, что для мусульманских стран большая редкость. Исторически бухарские евреи были одним из коренных народов Центральной Азии, хотя вплоть до конца XIX века местные ханы и эмиры проводили против них весьма суровую репрессивную политику. В настоящее время отношение к ним остается терпимым, если не сказать дружелюбным. Для Израиля дружественные отношения с государствами Центральной Азии тоже играют важную роль. Еще первый премьер-министр Израиля Давид Бен-Гурион стремился укреплять связи с неарабскими мусульманскими странами. Сегодня в центральноазиатских странах Израиль пользуется самой широкой поддержкой у представителей светских и националистических сил. Они видят в нем пример высокоразвитого государства, которое сумело построить эффективную экономику и добиться впечатляющего технологического развития. Еврейское государство, понимая это, старается популяризировать свои достижения через программы развития сельского хозяйства, а также предоставляя жителям Центральной Азии бесплатную помощь в проведении сложных медицинских операций в рамках программы «Tikkun Olam». В ответ страны ЦА стремятся сохранять с Израилем хорошие отношения, зачастую в ущерб своим связям с арабским миром. Они почти никогда не выступают даже с критикой о солидарности с палестинцами, а Узбекистан и Казахстан открыли в Тель-Авиве свои посольства, несмотря на всяческие недовольства ближневосточных лидеров.
Как итог, формирование внешней политики в пользу политической консолидации на основе общих ценностей или исламских идей перестали быть значимым фактором в политике стран Центральной Азии в отношении Ближнего Востока. На смену пришел «сухой прагматизм». Политическое руководство стран региона прежде всего заинтересовано в структурной перестройке своих экономик, в получении инвестиций. В этом вопросе страны Ближнего Востока вряд ли могут быть выгодны, поэтому в последнее время страны ЦА дистанцируются от сотрудничества со странами исламского мира. Государственный национализм господствует в регионе, предпочтение отдается сотрудничеству и инвестициям со стороны экономически надежных и технологически развитых государств с пониманием того, что общие культурные и этнические ценности это хорошо, но необходимо работать на перспективу.
